Неустранимое противоречие

1. Обвинение

В последние дни мая и в первые дни июня 2025 года в социальных медиа развернулся скандал, вызванный обвинениями поэтессы, критика и философа Галины Рымбу в адрес поэта и прозаика Дениса Безносова и литературной премии “Дар”. Рымбу обвинила Безносова в соучастии в преступлениях российского режима против Украины, а именно — в поддержке похищения украинских детей и адресованных им кампаний пропаганды русского языка и культуры, а премию “Дар” — в раскрутке такой сомнительной фигуры и в стремлении сделать ее максимально видимой.

Считаю необходимым прокомментировать эти обвинения сразу по двум причинам. Во-первых, я был в этом году членом жюри премии “Дар” (и считаю это большой честью). Во-вторых, как социолог и историк культуры я занимаюсь исследованиями творчества и Галины Рымбу, и Дениса Безносова — и обоих стараюсь сделать максимально видимыми — доступными мне способами.

Я не журналист-расследователь и не юрист, но мне было важно разобраться, действительно ли премия “Дар” существенно повредила своей репутации, включив в шорт-лист роман писателя, “причастного к международным преступлениям”. Я попытался доступными мне способами проверить доказательства, приведенные Рымбу в ее посте (с последовавшими затем дополнениями) и в ее публичном диалоге (в Facebook) с журналисткой “Медузы” Кристиной Сафоновой, а также факты, установленные поддержавшим Рымбу культурологом, поэтом и общественным активистом Евгением Ухмылиным. Я не считаю себя вправе судить или осуждать Безносова — мне нужно понять, какие из многочисленных обвинений, которые ему выдвинуты, выглядят аргументированными, а какие — нет.

Разделы этого текста, касающиеся функционирования пунктов временного размещения (ПВР) и похищенных украинских детей, написаны в соавторстве с Марией Майофис.

Для того, чтобы заранее ответить на вопросы о возможном конфликте интересов, скажу, что с Галиной Рымбу я давно и хорошо знаком и довольно много с ней общался. С Денисом Безносовым я знаком тоже давно, но общался с ним всего несколько раз и только по филологическим вопросам — как с исследователем творчества поэта-футуриста Тихона Чурилина.

В своем посте Галина Рымбу говорит, что не читала выдвинутый на премию “Дар” роман Безносова “Свидетельства обитания” и не видит в этом необходимости. Я это произведение читал и считаю его литературно новаторским и антивоенным. Этот роман не содержит прямого осуждения агрессии России против Украины, но он весь основан на этосе несогласия с насилием и агрессией в отношениях между людьми и государствами. Тем самым произведение Безносова направлено на денормализацию насилия и вообще на то, чтобы не считать происходящее сегодня сколько-нибудь приемлемым.

Филолог и критик Михаил Эдельштейн обвинил Рымбу в “манипуляциях” и “хайпожорстве”. На основании того, что я прочитал в ФБ, я не согласен с этой квалификацией и исхожу из презумпции добросовестности Рымбу и Ухмылина и их стремления разобраться в происходящем.

Тем не менее накал полемики, доходящей до довольно сильной вербальной агрессии, привел уже к заметным напряжениям в тех онлайн-сообществах российской оппозиционной/независимой культуры, где обсуждался все эти дни “кейс Безносова”. 1 июня поэт, филолог и издатель Дмитрий Кузьмин опубликовал в Facebook пост, в котором сообщил, что “произошедшая атака должна стать только первым звеном в серии аналогичных ‘обсуждений кейсов’ представителей российской культурной оппозиции с не вполне безупречной, с той или иной точки зрения, биографией. Такой спланированный серийный характер сюжета приводит меня к заключению, что мы имеем дело с провокацией российских спецслужб. […] …Настоящих провокаторов мы не видим, они остаются за кадром, организуя аккуратные сливы открытой, но никогда [прежде] никого не интересовавшей информации”. 

Вне зависимости от того, подтвердятся ли предположения Дмитрия Кузьмина,  —развернувшиеся в фейсбуке дискуссии свидетельствуют о том, что сообщество независимой культуры явно не готово обсуждать кейсы такого типа. В целом сейчас можно сказать, что у каждой стороны в этой ситуации была своя правда и что по итогам этого спора действительно многие люди если и не поссорились, то стали понимать друг друга хуже, чем прежде. Поэтому я решил подумать о том, как извлечь уроки из этой истории и в целом из конфронтаций, когда мнения поляризуются и в конфликт оказываются вовлечены люди, которые в другой ситуации могли бы быть союзниками.

Я отдаю себе отчет в том, что многие люди будут воспринимать мой текст как “очередную защиту Безносова”. Но я ставил себе другую задачу: проверить обвинения в его адрес, чтобы понять, какие из них доказаны и доказуемы, а какие — нет, и, следовательно, на какие события могло бы отреагировать русскоязычное литературное сообщество.

2. “Первый книжный”

Рымбу пишет о том, что Денис Безносов, будучи летом 2022 года первым заместителем директора Российской государственной детской библиотеки (РГДБ), участвовал в программе “Библиомобиль ‘Первый книжный’” (sic!) — серии просветительски-развлекательных мероприятий с участием современных российских детских писателей, и что проводились эти мероприятия для детей, похищенных российскими властями из Украины и насильственно перемещенных на территорию России. Кроме того, по мнению Рымбу, Денис Безносов отвечал за то, что в этих мероприятиях принимал участие детский писатель Андрей Усачев, который открыто поддерживает агрессию России против Украины.

О позиции Усачева и моей оценке его деятельности речь пойдет ниже. Пока необходимо ответить на следующие вопросы:

а. Действительно ли программа “Первый книжный” имела пропагандистский характер и в какой мере за ее подготовку и реализацию отвечал Безносов?

б. Означает ли тот факт, что Безносов фотографировался с писателями, которые участвовали в мероприятиях “Первого книжного”, что он сам их организовывал?

в. Действительно ли РГДБ проводила свои мероприятия весной и летом 2022 года с похищенными из Украины детьми?

г. Если ответ на предыдущий вопрос — положительный, то могли ли сотрудники библиотеки знать, что они готовят мероприятия именно для похищенных детей?

Программа “Первый книжный”, на реализацию которой был выделен грант президента РФ, должна была решать безусловно пропагандистские задачи, при этом в нее явным образом входила идеологическая индоктринация жителей оккупированных областей Украины. На сайте российского Президентского фонда культурных инициатив размещена и сама программа, поддержанная фондом, и сведения о ее довольно щедром финансировании. В программе ясно сказано:

“Встречи детских писателей и художников-иллюстраторов и знакомство с лучшими образцами классической и современной отечественной художественной литературы для детей и подростков будут способствовать популяризации общероссийской культурной идентичности. […] Проект актуален для целевой группы, так как решает сразу несколько задач: приобщение детей-переселенцев из Луганской и Донецкой народных республик и Украины к российским духовно-нравственным и культурным ценностям через знакомство с творческими людьми и лучшими образцами отечественной классической и современной литературы для детей и подростков, психологическая и социальная адаптация детей-переселенцев, формирование команды единомышленников, готовых принять участие в мероприятиях для детей и подростков патриотической направленности”.

Как показал Евгений Ухмылин, основываясь на должностных инструкциях РГДБ, Безносов как первый заместитель директора библиотеки должен был быть знаком и с самой программой, и с порядком ее реализации, и со сметой; подписывать соответствующие приказы руководства библиотеки, обеспечивать проведение мероприятий и т. п. Важно, однако, что ни Безносов, ни, по-видимому, кто бы то ни было в РГДБ не писал эту программу: в качестве заявителя на сайте Президентского фонда обозначен некоммерческий фонд “Пушкинская библиотека”. Это не структура, когда-то созданная под эгидой Фонда Сороса, а одноименная ей — организованная в 2001 году Марией Веденяпиной, нынешней директрисой РГДБ (Веденяпина была генеральным директором фонда до 2012 г). РГДБ в этой ситуации была организацией-исполнителем, то есть реализовывала приказ начальства, оформленный в виде грантовой программы. Возможно, Безносов просто до поры до времени смирялся с тем, что в РГДБ нарастает идеологизация, — ведь гранты с политическим уклоном библиотекам выдавали и прежде, – и с тем, что “платой за выживание” является согласие сотрудников участвовать в реализации государственных проектов по пропаганде российской культуры, в том числе среди детей, вынужденно покинувших Украину из-за боевых действий. Возможно, сами выступления участников “библиомобильных” экспедиций были гораздо менее идеологизированными, чем программа, на основании которой они получили финансирование, и были направлены в основном на развлечение и “библиотерапию” — подобные истории известны. Об этом я подумал, увидев на фотографиях участников “Первого книжного” прекрасного детского поэта и прозаика Игоря Жукова, который, в отличие от Усачева, насколько известно, после 24 февраля не делал никаких политических заявлений. Но проверить это невозможно.

3. Пункты временного размещения

Мероприятия РДГБ проводились в библиотеках и пунктах временного размещения (ПВР). Галина Рымбу использует формулировку “ ‘пункты временного размещения’ похищенных украинских детей”. Однако в пунктах временного размещения находились и находятся чаще всего или отдельные взрослые, или семьи — то есть взрослые люди, выехавшие из Украины, часто со своими детьми. Это нам с Марией Майофис известно не только из материалов российской прессы (часто лживой), но и из сообщений тех, кто там бывал и кому мы можем доверять. Люди, оказавшиеся в ПВР, выезжали из оккупированных частей Украины в Россию с разной степенью добровольности; но очевидно, что, если бы не российская агрессия, никаких ПВР не было бы вообще.

Давайте мысленно перенесемся назад во времени и подумаем, что могло быть известно в 2022 году о работе ПВР и о насильственном перемещении украинских детей тем, кто не был связан с медиа-освещением военных действий.

Дети, насильственно перемещенные из Украины, могли находиться в некоторых ПВР, но об этом стало известно только в 2023 году — например, из расследования “Мемориала”. Летом 2022 года тем, кто жил в России, даже если они узнавали новости не из телевизора, а из интернета и из телеграм-каналов, в основном было известно, что в ПВР’ах живет много семей, приехавших из Украины или эвакуированных оттуда. (Забегая вперед, скажу, что судьба этих семей в дальнейшем сложилась очень по-разному: кто-то уезжал как беженец в Европу, кто-то получал статус беженца в России, кто-то переезжал на территорию неоккупированной Украины.) Иначе говоря, выступление кого бы то ни было в ПВР перед аудиторией, обозначенной как “дети из ДНР и ЛНР”, не дает оснований думать, что оно непременно проводилось перед похищенными детьми при полном понимании, что именно такие дети и находятся в зале.

Галина Рымбу ссылается на репортаж из российской телепрограммы “Вести” о выступлении команды “Первого книжного” в одной из библиотек Владимира, поясняя, что упоминание в этом репортаже Мариуполя однозначно говорит о том, что речь идет о похищенных детях и что на этом мероприятии присутствовал Безносов. Этот репортаж был опубликован 14 декабря 2022 года, к этому моменту Безносов уже эмигрировал и не был заместителем директора РГДБ. В самом репортаже Безносова я не увидел. Кроме того, дети из атакованного российскими войсками Мариуполя уже в мае, а возможно, и в апреле 2022 года были в ПВР’ах на территории России, чаще всего — вместе с родителями. Мария Майофис помогала выезжавшим в то лето в Европу беженцам из Украины, которые успели пожить по несколько недель, а иногда и месяцев в ПВР’ах во Владимире и Владимирской области — это были семьи с детьми в основном из Мариуполя и из оккупированной части Харьковской области.

Галина Рымбу настаивает на том, что дети из Мариуполя могли быть только насильственно перемещенными — потому что “известно, как россия (sic!) препятствовала эвакуации людей из этого города и не давала организовать зеленые коридоры в тыл Украины”. Из Мариуполя действительно детей начали депортировать еще во время блокады города, то есть в марте — апреле 2022 года, но размещали их сначала, по-видимому, еще не в ПВР, а в спортивно-оздоровительном лагере “Ромашка” в Ростовской области, или сразу передавали на усыновление в Московскую область. Тогда же, в марте — апреле, российские войска методично уничтожали гражданскую инфраструктуру Мариуполя и массово убивали мирных жителей, но у тех семей, которые хотели выехать из Мариуполя в Россию, периодически появлялась возможность это сделать, и они ехали — потому что больше было некуда. Многие из них, повторю, потом планировали уехать в другие европейские страны или в неоккупированную часть Украины, и значительной части семей это удалось.

На кадрах в телерепортаже, на который ссылается Рымбу, видно, что дети в зале сидят часто в сопровождении взрослых (всегда — женщин); можно предположить, что это их мамы, бабушки или старшие сестры. Иначе говоря, если бы сотрудники московской библиотеки увидели такой зал, у них не было бы оснований думать, что в зале собраны дети, вывезенные из Украины без сопровождения родных. Наличие рядом с детьми автомобилей с мигалками, о которых упоминает Рымбу, не может однозначно свидетельствовать о том, что эти дети были похищены (равно как не свидетельствует и об обратном).

Рымбу пишет о том, что детей с оккупированных Россией территорий начали перемещать в Россию за несколько недель до начала полномасштабного вторжения. Журналисты стали писать об этом в конце июня 2022 года, и тогда они говорили, что похищенные дети содержатся в России в интернатах или в спортивно-оздоровительных центрах — речь о ПВР еще не шла. В основном же публикации о похищенных детях появились в ноябре — декабре 2022 года. Расследование возможного принудительного перемещения детей из Украины в Россию, осуществляемое командой Натаниэла Рэймонда, велось непосредственно с февраля 2022 года, но первые результаты были опубликованы только осенью (хронологию работы см. в интервью Рэймонда Би-Би-Си). Резолюция Парламентской ассамблеи Совета Европы о насильственном перемещении и русификации украинских детей была принята 25 января 2023 года.

Следовательно, те, кто устраивал мероприятия для украинских детей летом 2022 года и не получал информацию от российских спецслужб, не имели оснований предполагать, что перед ними — именно похищенные дети, которые оказались в России и без собственного желания, и без согласия их родителей.

РГДБ действительно участвовала в программе по реконструкции культурной идентичности беженцев, но то, как Галина Рымбу интерпретирует высказывания сотрудников библиотеки, вызывает удивление. Так, Рымбу пишет:

“В интервью программе ‘Вести’… одна из самых активных участниц и организаторок ‘Первый книжный едет к детям’ Анна Золотарева говорит: ‘Мы задались этим вопросом заранее. То есть мы узнали, что существуют у нас дети-переселенцы, и так как мы работаем с детьми, мы захотели их порадовать в это время’ ”.

Это на самом деле очень важное свидетельство. Здесь ключевое слово “заранее”. В контексте организации такого проекта оно может значить слишком много. Если в руководстве РГДБ знали о том, что будут “дети-переселенцы”, что они будут содержаться в концентрационных “пунктах временного размещения” — и знали ЗАРАНЕЕ — то кто и для чего им эту информацию дал? Получается, они умышленно, заранее организовывали программу по насильственной русификации?”

Неизвестно, почему Рымбу считает именно Анну Золотареву “одной из самых активных участниц и организаторок” проекта — согласно сайту РГДБ (https://rgdb.ru/about/komanda/otdel-kul-turnykh-programm-i-proektnoj-deyatel-nosti/12743-zolotareva-anna), в библиотеке она участвует в организации фестивалей и выставок, но не входит в руководство библиотеки; ее должность – специалист по библиотечно-выставочной работе. Из фразы “мы узнали, что существуют у нас дети-переселенцы” никак не следует, что сотрудники РГДБ до начала второй фазы вторжения знали о будущей организации пунктов временного размещения. Рымбу намекает на то, что сотрудники РГДБ знали заранее о второй фазе вторжения в Украину, что противоречит известным фактам: об окончательном решении Путина даже западные разведки узнали лишь незадолго до начала боевых действий.

Таким образом, обвинения в том, что Безносов участвовал в преступлениях геноцидальной направленности, в настоящее время выглядят недоказанными.

4. Совместные выступления и модерация

Галина Рымбу вслед за украинским журналистом Олегом Терещенко обвиняет Дениса Безносова в том, что он является проводником российского влияния в IBBY (International Board on Books for Young People), международной ассоциации детских писателей, и что он имел отношение к выдвижению уже упомянутого Андрея Усачева на премию Ханса Кристиана Андерсена — своего рода аналога Нобелевской премии по литературе для детских писателей.

Ситуацию внутри и вокруг IBBY комментировать еще сложнее, чем предшествующие истории, потому что внутри этой организации уже несколько лет идет борьба нескольких партий. Часть национальных организаций обвиняет исполнительного директора IBBY Лиз Пейдж в том, что она является проводницей российского влияния — в частности, из-за того, что Пейдж поддержала в 2022 году выдвижение российской художницы Анастасии Архиповой на пост председателя жюри премии Ханса Кристиана Андерсена. В 2023 году датская королева Маргрете II отказалась патронировать премию Андерсена, пока жюри премии возглавляет Архипова, входящая в правление Московской организации Союза художников — организации, которая прямо и недвусмысленно поддерживает российскую агрессию. Однако в то же самое время, например, эстонская художница и кураторка Вийве Ноор (Viive Noor) в интервью “Новой газете. Европа” от октября 2023 года сказала, что Архипова занимает антивоенную позицию — хотя, видимо, не желает ее артикулировать публично.

Таким образом, в случае с Архиповой проблема состоит не в ее взглядах, а в ее институциональной аффилиации. Другое дело — выдвижение на премию Андерсена Андрея Усачева. Усачев, на мой вкус, был в прошлом детским писателем действительно международного уровня, его сценарий для мультфильмов про умную собачку Соню я считаю блистательной работой (две серии мультфильма вышли в 1991 и 1993 годах), но позиция Усачева после 2014 года (в отличие от позиции Архиповой) — это последовательная поддержка не только российской агрессии против Украины, но и мифов об “украинском нацизме”, созданных российской пропагандой. Поэтому выдвижение Усачева на премию Андерсена мне представляется недопустимым. Однако Безносов говорит о том, что не имел отношения к этому выдвижению; это же подтвердила корреспонденту “Медузы” и Лиз Пейдж. По-моему, здесь необходимо использовать принцип, который по-английски называется benefit of the doubt.

Денис Безносов сфотографировался с Андреем Усачевым на фестивале “Китоврас” летом 2022 года; эти фотографии были размещены на сайте РДГБ, и, если знать о позиции Усачева, цели и уместность такой “фотосессии” могут вызвать вопросы. Тем не менее появление на одной фотографии с этим автором, на мой взгляд, не является соучастием в преступлениях кремлевского режима.

Галина Рымбу пишет о том, что Безносов на 39-м конгрессе IBBY в 2024 году как член руководства организации модерировал панель с участием Анжелы Лебедевой — первой заместительницы директора нынешней РГДБ. Со стороны руководства IBBY, в которое входит Безносов, на мой взгляд, приглашать на это мероприятие госпожу Лебедеву было неправильно. Есть ли у госпожи Лебедевой собственные политические взгляды, я не знаю, но она исправно участвует в пропагандистских мероприятиях российского режима — например, представляет в оккупированном Крыму “русскую культуру” в ее очень специфической начальственной версии. Но опять-таки то, что Денис Безносов был модератором панели с участием Лебедевой, и, вероятно, поддержал ее приглашение на конгресс, хоть и вызывает большие вопросы (Зачем? Почему именно сегодня? Продуктивно ли участие Лебедевой для международного сотрудничества детских писателей и издателей?), не может быть сочтено преступлением.

Галина Рымбу пишет, что Денис Безносов уже после эмиграции выступал в Ереване вместе с Дмитрием Воденниковым. Дмитрий Воденников занимает отчетливо провоенную позицию, как и Усачев: опубликовал минимум один пост в поддержку действий российской армии в Мариуполе, регулярно выступает на мероприятиях Z-поэтов. Но и здесь “совместное выступление” не означает явным образом “политическое единомыслие”. Безносов участвовал в литературном фестивале “Читаем вместе по-русски и по-армянски”, который прошел в Ереване 25–27 мая 2023 года, и был на нем ведущим двух мероприятий. Первое — гала-концерт с участием Воденникова и всех остальных участников/ниц фестиваля. Второе — вечер с участием Александры Шалашовой и Мариам Петросян; насколько можно судить по косвенным данным, обе они войну не поддерживают, хотя публично по этому поводу не высказываются. С Безносовым Воденников, по-видимому, много общался до начала полномасштабного вторжения, в ноябре 2021 года у них был вечер “на двоих” в Новосибирске (его запись есть в интернете). Воденников хвалил стихи Безносова в социальных медиа. Поэтому здесь скорее можно говорить о том, что после эмиграции Безносов сохранил отношения с известным поэтом, который прежде его поддерживал как старший коллега — но да, Воденников в 2020-е годы, к сожалению, стал выступать вместе с Z-авторами, потому что давно был увлечен сотрудничеством с Захаром Прилепиным.

В этой ситуации мне кажется правильным различать два вида действий: 1) согласие модерировать мероприятия с участием Усачева, Воденникова или Лебедевой, 2) публичную поддержку их политической позиции. С действиями из списка (1) я не согласен, но не считаю их основанием “отменять” творчество Дениса Безносова. Действия, подходящие под описание (2), я считал бы отвратительными, но о таких высказываниях Безносова мне неизвестно.

5. Роман

Карьера Дениса Безносова, пересказанная с точки зрения сегодняшних обвинений, могла бы произвести впечатление привычной “скучной истории”: образованный молодой начальник среднего звена, лично не склонный к националистическим или милитаристским воззрениям, постепенно взбирался по должностным ступенькам и, видимо, так же постепенно привык к тому, что в его работе становится все больше пропагандистских формулировок, под которыми он — может быть, скрепя сердце, но без большого напряжения, — подписывался. Все это можно было бы счесть современной версией сюжета о “сдаче и гибели русского интеллигента”, если бы не роман “Свидетельства обитания”, написанный, по-видимому, немедленно после эмиграции.

В этом романе есть фрагмент, язвительно описывающий процедуру ограничения и контроля информационного поля:

Новые разработки, думаю, в самое ближайшее время откроем специальную программу абилитации, для определенных случаев принудительную. Не всем нравится ходить к зубному, но мы ж понимаем, что надо, а есть такие, которых надо отвести. Тут врач лучше знает, потому и возникает принудительное лечение. Это новый подход, не полное, но частичное вмешательство. Мы исключаем очагами, вся остальная информация остается на месте, устраняется только то, что наносит вред организму, подвигает на преступную деятельность, то есть потенциально наносит вред обществу. Проще говоря, мы выявляем очаги распространения информации, оказывающей пагубное воздействие на ментальные способности человека, информации, заражающей, поскольку это тоже разновидность вируса, куда более страшного, между прочим, чем, скажем, пневмония. Выявляем, купируем. Мы называем это частичной корректировкой. Такой подход, разработанный в рамках приоритетных направлений развития нашего общества, позволяет оградить его представителей от информационной угрозы, разрушающей общество изнутри. Мы решили действовать превентивно, поскольку человек существо мыслящее, он сначала размышляет, потом обращает мысли в действия, если мы сможем купировать информацию на первой стадии заражения мозга, мы не дадим вирусу перейти к действиям. Программа разрабатывалась давно, проведены все необходимые процедуры по изучению последствий частичной корректировки, абсолютно все проработанные случаи показывают потрясающие результаты. Благодаря именно частичному подходу, это никаким образом не сказывается на личных воспоминаниях, купированы лишь очаги информации, наносящей вред. Это своего рода вакцина, защита. В скором времени лечение будет доступно всем желающим.

Этот пассаж показывает, что Безносов очень хорошо понимает, как работают российская цензура и пропаганда, а значит — понимает и то, в насколько пропагандистски окрашенном мероприятии он принимал участие летом 2022 года. Роман стал для него своего рода палинодией, опровержением сделанного ранее — вероятно, еще и моральным и эстетическим оправданием, свидетельством о том, что он стремится сопротивляться наступлению лжи и лицемерия.

Вероятно, Безносов — человек, мягко говоря, не склонный к откровенности в публичных выступлениях, — полагал, что, написав “Свидетельства обитания”, он начинает новую жизнь и не нуждается в том, чтобы объяснять — себе и другим — прежнюю. Теперь Рымбу и Ухмылин потребовали у него эти объяснения — так, как если бы романа не было.

Но роман существует — и пронизан антитоталитарной иронией, пародированием хорошо знакомых дискурсов и интонаций:

Мне кажется, очевидно, что они там делают. Вот эти опыты, вы же сами видели. Обнародованы бумаги, есть фотографии, записи, что может быть нагляднее. Очевидно, что они ни перед чем не остановятся. Но это не повод сдаваться. Потому что они же тогда придут сюда, будут тут творить то же самое, но с нашими детьми, с нашими женщинами, у такого общества больше не будет будущего, только прислуживать и потом для медицинских целей. Я бы такого нашим людям не хотела. На мой взгляд, по-другому с ними просто было нельзя. Вы ж видели, в чем они нас обвиняют. Это же смехотворно. Понятно же, что мы такого сделать не могли. И всем было бы понятно, но они же нас не спрашивают, что произошло, они нам никогда не верят, выставляют нас варварами. А мы разве варвары. Мы единственные, у кого крыша не поехала, кто в конце концов помнит, откуда взялся, кто умеет мыслить не поодиночке, а сообща. С чего нам творить такое. Тем более все видели опровержение, по всем телевизорам показывали. Как тут поспоришь. Там все видно.

Очевидно, что этот абзац — про Бучу, которую российская пропаганда объявила инсценировкой. И дальше — попытка воспроизвести современный российский язык агрессии:

…Вам врут, все на самом деле не так, вам промывают мозги, этого нельзя терпеть, этого нельзя так оставлять, мы должны ответить, вместе, верно, мы должны ответить, мы не должны идти на поводу у больных, распространяющих свои болезни, мы не должны прислушиваться к их клевете, мы не должны подставлять щеки под их грязные руки, мы готовы к пониманию, но это не значит, что об нас можно вытирать ноги, мы оторвем ноги тому, кто хотя бы подумает об этом, мы вырвем язык тому, кто позволит себе оскорблять наш жизненный уклад, мы перегрызем горло любому, кто захочет изуродовать наших детей, мы не позволим им топтать нашу землю, не позволим дурить нам головы, покажем им, что такое по-настоящему сильное общество, готовое на все ради своей безопасности.

6. Предварительные выводы

Получается, что действия Безносова — это не только согласие участвовать в культурной политике, обслуживающей российскую агрессию (до сентября 2022 года), но и (после сентября 2022 года) освобождение, политическое и эстетическое высвобождение писателя из-под спуда социальных конвенций, которые он до последнего момента своей жизни в России, очевидно, считал неизбежными. При этом, однако, расставшись с прежней “оболочкой”, Безносов продолжал поддерживать старые отношения с такими одиозными деятелями, как Лебедева и Воденников и, по-видимому, не изменил своей позиции по поводу публичной деятельности IBBY. Оценить эту историю однозначно с этической точки зрения очень сложно, любые аналогии здесь могут сбивать с толку, потому что Денис Безносов — живой человек, который явно способен меняться и перепродумывать то, что происходит с обществом и с ним — в том числе и то, чем он занимался до эмиграции на посту государственного служащего.

И все же до некоторой степени тут помогают сориентироваться примеры из германской литературы времен нацизма — но только потому, что эти примеры показывают изменчивость и непредсказуемость, “неформатность” каждой индивидуальной биографии. Например, можно вспомнить поэта Ханса Кароссу (1878–1956), который в 1941 году был избран президентом созданного нацистами Европейского союза писателей. В 1944 году он был внесен в список “Одаренных от Бога” — деятелей культуры, которые должны были принимать участие в пропагандистских мероприятиях и за это освобождались от мобилизации. Список этот редактировал лично Гитлер. При этом Каросса был очень хорошим поэтом и прозаиком. В послевоенных стихах Кароссы (они переведены на русский, но давно не переиздавались) соседствуют раскаяние, переживание глобального исторического перелома и намеки на то, что “пусть преходящее — пройдет” (“Элегия Запада”).

Можно вспомнить и поэта Готтфрида Бенна (1886—1956), который сначала был вполне энергичным адептом нацизма, а потом разочаровался и ушел во внутреннюю эмиграцию — и именно тогда стал писать действительно поразительные стихи (впрочем, насколько он при этом освободился от антисемитизма — вопрос открытый). Нацисты запрещали ему публиковаться после 1938 года, но и после окончания Второй мировой войны власти американской зоны оккупации тоже не разрешали ему печататься — теперь уже как стороннику нацистского режима. Бенн печатался с 1951-го по 1956-й, а когда он умер, на его смерть отозвался прочувствованными строками главный коммунистический поэт ГДР и видный партийный функционер Иоганнес Роберт Бехер, на протяжении многих лет — яростный оппонент Бенна.

“Случай Безносова” заставляет пересмотреть привычные для русской культуры схемы, объясняющие соотношения эстетики, политики и морали: или мы считаем, что важен текст, а убеждения и поступки неважны, или — что дурные убеждения дают основания не интересоваться тем, что пишет автор, или, наконец, что автор, подобно Эдуарду Лимонову — взбалмошный наследник романтической традиции, который пишет, может быть, и талантливо, но словно бы бессознательно, не рефлексируя, и поэтому заслуживает интереса скорее как курьез или крайний случай (здесь я передаю не собственное представление о творчестве Лимонова, а мнение о нем, встречающееся в русскоязычной литературной среде). Очевидно, что Безносов — автор в высшей степени рефлексирующий и усвоивший уроки и Джорджа Оруэлла, и Льва Рубинштейна, и Павла Улитина. Стилистически он сравним с Павлом Кушниром (оба они развивают тот подход к прозе, который Улитин называл “стилистикой скрытого сюжета”), но в своих биографических стратегиях в значительной степени противоположен Кушниру с его последовательным и публично выраженным нонконформизмом.

Обвинения Рымбу и Ухмылина невозможно полностью вынести за скобки, и о них имеет смысл думать именно потому, что проза Безносова — значительное явление. Его романы “Территория памяти” (в котором антитоталитарный месседж тоже есть, но менее заметен) и “Свидетельства обитания” входят в число наиболее значительных произведений русскоязычной прозы за последние несколько лет. Политические значения романов Безносова одновременно важно соотнести с политическими значениями произведений других современных писателей — и в то же время с тем, что совершил и, возможно, еще совершит Безносов как публичный деятель.

7. Премия “Дар”

Свой первый пост по этому поводу, опубликованный 26 мая 2025 года, Галина Рымбу начала с упоминания о том, что Мария Галина отказалась от премии “Дар”, но возможные репутационные потери, которые может понести премия, еще существеннее, если учесть деятельность Дениса Безносова до сентября 2022 года. На мой взгляд, это не так. Ценности, артикулированные в романе Дениса Безносова, противоречат той политической программе, которую его автор — охотой или неволей — утверждал до осени 2022 года в своей деятельности заместителя директора РГДБ. Но Безносов с этой должности давно уволился и эмигрировал из России. Сегодня премия “Дар” имеет дело с ним как с писателем и сотрудником IBBY, которая, по мнению некоторых экспертов, не ставит необходимых фильтров для участия в ее мероприятиях представителей российских культурных элит, но безусловно не провозглашает ни агрессивных, ни антигуманистических целей. Поэтому, на мой взгляд, предъявлять претензии оргкомитету премии за то, что в шорт-лист 2025 года был включен роман Безносова “Свидетельства обитания”, было бы некорректно. Этот роман, как и творчество Галины Рымбу, как и творчество лауреатов премии “Дар” этого года — Марии Галиной (пусть она и отказалась от премии, но первоначально она не отказалась от выдвижения) и Сергея Соловьева (получил приз читательских симпатий) — показывает возможность существования и полноценного развития независимой литературы на русском языке — такой словесности, которая своим эстетическим строем и своими этическими месседжами противостоит усилиям российского государства по превращению культуры в инструмент пропаганды и массовой мобилизации.

По чтению многих постов и комментариев в ФБ у меня возникает ощущение, однако, что в обсуждении “случая Безносова” многие понимали, что у каждой из сторон дискуссии есть своя правда, но не знали, как говорить о правде оппонента, чтобы не дискредитировать собственную позицию. Применительно к автору, который лично не причастен к военным преступлениям (а я попытался показать, почему я так думаю) и внутри жюри, и внутри писательского сообщества возможны разные позиции: 1) мы можем разделять писателя и человека и оценивать только произведение; 2) мы можем признавать значимость обвинений в адрес Безносова, но полагать, что его отставка, эмиграция и, главное, роман свидетельствуют о сделанном им принципиальном выборе; 3) мы можем считать, что есть люди, которые сотрудничали в прошлом с российским режимом, но если они не совершали военных преступлений и не были прямо причастны к производству пропаганды, они имеют право на место в независимой российской культуре; 4) можно полагать, что после выступлений Дениса Безносова перед “детьми ДНР и ЛНР” его творчество не заслуживает внимания — но считать этот отказ от признания Безносова сугубо личным выбором и не требовать его распространения в качестве обязательной нормы для всех остальных. Между носителями этих четырех позиций возможен уважительный диалог — и по этому, и по многим другим вопросам.

Для того, чтобы анализировать такие ситуации, не впадая во враждебность к носителям других точек зрения, в будущем могло бы очень пригодиться развитие нескольких ментальных диспозиций: готовность к антиномическому, диалектическому мышлению; готовность к проверке фактической стороны дела; и, наконец, презумпция добросовестности оппонента. (Любимый фрагмент из эссе монахини Марии Кузьминой-Караваевой “Настоящее и будущее Церкви” о психологии советских людей: “…По полной своей неподготовленности к антиномическому мышлению, они скажут: вот по этому вопросу существует несколько мнений — какое из них истинно? Потому что несколько [мнений] одновременно истинными быть не могут. А если вот такое-то истинное, то остальные подлежат истреблению как ложные”.) Пожалуй, эта необходимость перенастройки мышления — главный вывод, который можно сделать после обсуждения истории с обвинениями Галины Рымбу в адрес Дениса Безносова.

29.05–01.06.2025