Ира Юрьева и Лайма Андерсон
Интервью
Текст
Оля Продан

“Не ждать одобрения, не стучаться в разные закрытые двери, если можно открыть свою”: интервью с издательницами shell(f).

Издательство Shell(f) начало работу в декабре 2024 года, а к сентябрю 2025 в shell(f) выйдет уже семь книг. Все эти книги написаны женщинами.

Ира Юрьева и Лайма Андерсон, основательницы Shell(f), рассказали Оле Продан о том, почему решили начать издательскую программу с самих себя, как бережно обращаться с автор/ками и почему среди них пока нет мужчин, о своих планах и принципах и о многом другом. А ещё — о своём личном отношении к каждому из изданных текстов.

О shell(f) я узнала из инстаграма, когда наткнулась на аккаунт библиотеки-полки в одном из баров Белграда. В одном из постов говорилось: “…shell — раковина улитки, и shelf — полка. Переезжая, мы не всегда можем взять с собой самое необходимое (что уж говорить о бумажных книгах). Но есть то, что остаётся с нами всегда, то что мы тащим за собой по свету как улитки — свои раковины: это наши идеи, убеждения, мысли, любимые цитаты, отсылки, наша память…”. Я подумала, что это прекрасный смысл названия, очень своевременный и близкий. Спустя время появилась новость о запуске воркшопов, а ещё через время — собственного издательства. Я не должна быть предвзятой, но интервью — это всегда (и в любом случае) вещь субъективная, поэтому всё же признаюсь, что меня не могло не тронуть и не порадовать появление русскоязычного издательства за границей, которым руководят женщины с большим опытом в книжном деле и с фокусом даже не просто на автофикшн, а на женский автофикшн.

В разговоре с Ирой Юрьевой и Лаймой Андерсон ощущение, что shell(f) — важный, перспективный и очень нужный участник литературного процесса вне России, только усилилось. Мне, как человеку, который всё время работает с чужими (и своими) текстами, было важно услышать от издателей простую вещь: мы не спрашиваем у автора, кто он, нам интересен сам текст. Это звучит скромно, но именно такого голоса так не хватает в индустрии, особенно русскоязычной. Особенно авторам без портфолио, без связей, без громких регалий. Особенно женщинам. И в этом, возможно, их настоящая заявка на место в литературе.


— Насколько я знаю, вы обе из литературной среды, с большим опытом в текстах. Как вы пришли к идее открыть собственное издательство? Чего вам не хватало в русскоязычном современном книжном поле?

Ира Юрьева: — К этой идее нас привели сами тексты. Мы с Лаймой довольно долго работали в разных издательствах и хорошо ориентируемся в процессе, поэтому, когда [мы] столкнулись с определённым типом текстов на своих офлайн-мастерских в Белграде, поняли, насколько они нам созвучны. Многие тексты показались эстетически и экзистенциально очень ценными, но мы не видели площадок, которые бы их оценили именно в таком виде и не попытались бы сделать из них что-то другое. Всё-таки издательство и взгляд редактора — это всегда субъективная позиция, и предложи мы их коллегам, они бы точно сделали бы из них что-то своё, а мы видели ценность в оригинальных текстах. Так пришли к мысли, что есть потребность в новой площадке.

— Какой у вас был опыт до создания Shell(f)?

Ира Юрьева: — Я получала образование на философском факультете и параллельно интересовалась текстами и книгоизданием, поэтому помимо основного образования закончила ещё курсы литературных редакторов в Литинституте им. Горького. Потом много работала с авторами как ментор, иногда как редактор, но всё же больше занималась смысловой частью. Затем занималась издательской программой фонда помощи хосписам “Вера”, а после руководила серией “Как жить” в издательстве “Олимп-Бизнес”. Помимо этого, уже два года как сотрудничаю с Individuum в качестве книжного продюсера.

Лайма Андерсон: — Я закончила Московский Полиграфический институт [сейчас — Московский политехнический университет. — Ред.], начинала со стажировки в издательстве “Самокат” ещё в 2012 году, потом попала в небольшой независимый книжный. После них проработала в издательстве Ad Marginem и No Kidding Press — почти по пять лет в каждом. Этим двум издательствам я благодарна за всё, что я знаю вообще про издательское дело, про техническую сторону книжного производства. Кстати, сейчас часть наших дизайнерок, верстальщиц в shell(f) — это наши прошлые коллежанки. Взяли с собой нарощенные связи! 

Я никогда не думала про себя как про человека, который может вести воркшопы и мастерские, так что, когда мы начали каждое воскресенье несмело проводить короткие писательские практики в Белграде, я больше поверила в себя. С января прошлого года мы запустили чуть более продолжительные воркшопы, потом — мастерскую на два месяца, потом ушли в онлайн. Опыт, насмотренность, начитанность позволяют мне делиться ещё каким-то знаниями в письме — это было приятное открытие. И, как сказала Ира, мы выросли как издательство именно из текстов. То есть не “сейчас мы откроем издательство и подумаем, что издавать”, а наоборот — “посмотри, сколько текстов, надо делать”. 

Наверное, у меня было даже более острое, чем у Иры, желание и необходимость, потому что мне хотелось издать свой текст, над которым я уже работала. Я поняла, что не отдам его вообще никому.

— Интересно, как раз хотела задать вопрос, случайно ли получилось, что первым текстом в издательстве вышел твой текст. Теперь понимаю, что не случайно. То есть издательство подстегнула эгоистичная цель, можно сказать?

Л. А. — Да, но здесь всё же было две цели. Во время мастерских я поняла, что тоже пишу и мои рассказы складываются в книгу, которую можно было уже готовить к публикации. Здесь сыграли два фактора: время — я раньше всех написала, и процесс — с точки зрения издательницы мне было важно пройти весь путь производства книги в том виде, в каком она у нас может быть, проверить наши возможности. У моего текста пока самая сложная вёрстка из всех книг, которые мы уже издали. Я переживала — а epub умеет такое или ещё нет? Это позволило мне понять, чтó мы предлагаем всем остальным писательницам. Так мне было морально проще, чем сразу взять на себя ответственность за все чужие тексты, чужие дебюты, а ведь у нас много дебютов. Нам надо, чтобы всё было хорошо, чтобы все были довольны, чтобы эти дебюты полетели в прекрасном виде в прекрасном оформлении дальше к читателям.

— Но вы перед запуском определяли для себя какую-то нишу? Понятно, что есть много классных текстов, но всё равно, если мы посмотрим на каждое издательство, возникает некий образ. Не может издательство выпускать абсолютно всё от фантастики до автофикшена. Как вы для себя сформулировали этот вопрос?

Л. А. — Как можно увидеть, большая часть того, что мы уже издали — и что планируем издать в ближайшее время, — это автофикшн. Когда летом нам стали приходить тексты с вопросом “посмотрите текст”, я уже знала, в какой портфель его можно положить. Хочется сказать, что так само собой сложилось, но нет, пожалуй, не само.  

Ниша автофикшна была открыта на момент нашего запуска. Автофикшн — лишь часть других портфелей, лишь одно из направлений, которым занимаются остальные издательства. А мы, скажем так, собрали весь этот “бедный”, “надоевший всем” автофикшн и пока специализируемся в первую очередь на нём. Нас интересует описание личного опыта и опыта уязвимости, а чаще всего это описывается через автофикшн. 

Но нам интересны и кросс-жанровые тексты, и нон-фикшн — мы к этому сейчас наконец-то подбираемся. Мы не сидели и не обсуждали бизнес-концепцию в духе “ещё никто этого не делает, а мы сейчас сделаем, и это будет круто”. Как и в случае с библиотекой в Белграде, мы немножко не про бизнес изначально. Может это какое-то наивное представление, но нам было важно запуститься с хорошими текстами. Сейчас, конечно, хочется, чтобы мы выросли в стабильный бизнес с доходом, но пока этого нет. Но мы к этому были готовы.

— Есть один издатель русскоязычного литературного журнала за границей, который уверен, что тексты в жанре автофикшн обедняют его журнал.

Л. А. — Поэтому мы с Ирой открываем издательство и берём эти тексты!

И. Ю. — У меня есть ещё свой интерес, возникший из теоретической, исследовательской экспертизы, потому что я недавно закончила несколько курсов в Smolny Beyond Borders, в том числе один, посвящённый автофикшну, и ещё попутно другой — посвящённый французскому модернизму. И это позволило мне увидеть некую общую картину взаимосвязей в развитии литературного процесса. Некоторые форматы и жанры являются, как правило, ответом на отсутствие репрезентации определённого опыта. С этой позиции мне очень не хочется, чтобы из изначально автофикциональных текстов пытались сделать что-то иное, потому что они ценны в том виде, в котором были написаны. Это условная защита формы.

Естественно, мы издаём не всё подряд автофикциональные тексты. Тексты разные, и у нас есть свои представления о хороших — это наш опыт и наши вкусы в том числе. У издателя не может быть объективной позиции. Надеюсь, что такие шаги, как создание издательства, подсветят эту проблему и заставят задуматься, что это за тексты и почему они появляются. Отсутствие теоретического знания у людей, которые ругают автофикшн, вызывает негодование.

— А я правильно понимаю, что мы говорим только про женский автофикшн? Текстов авторов-мужчин я у вас не видела.

Л. А. — Ждите. Будут. У нас сейчас в портфеле есть один автор, но, как и многие наши писательницы, этот автор иногда выпадает из процесса. Написание первой книги — это не всегда просто, не всегда понятно, возникают вечные вопросы в голове: а зачем? а как это? “Я должен (или должна) тратить часы, сидя за компьютером, и что-то писать, хотя у меня может быть даже не очень получается”. 

Когда мы видели, что открываются новые издательства, отмечали про себя, что они все выглядят так же, как предыдущие — ни одной женщины среди авторов. Это грустно. Когда запустилось Vidim Books, у них в авторах были одни мужчины. Правда, потом достаточно быстро появилась одна женщина — Вера Полозкова. Мы с Ирой посмеялись, что наш автор и есть вот эта условная Вера Полозкова. Важно отметить, что сейчас издательство расширило портфель и книгами писательниц тоже. Но в целом вся сфера как была направлена на мужчин — мужчины делают, мужчины пишут, мужчины выдают премии, — так это остаётся. И это ещё одна из причин, почему мы решились на своё издательство.

Ирин подход состоит в том, чтобы распространять важное теоретическое знание, а мой основывается на работе в No Kidding Press, когда я достаточно наслушалась всех этих выпадов на женскую литературу, на писательниц, на женщин, которые занимаются выбором литературы. И тут не нужно быть радикальной феминисткой, чтобы сказать: “Всё, стоп”. Достаточно просто посмотреть и понять, что так не годится.

— Но официально вы не позиционируете себя как фем-издательство?

Л. А. — Мы всегда говорим, что принимаем все рукописи. Вопрос в том, что те рукописи, которые нам присылают, пока, к сожалению, не дотягивают до уровня уже изданных текстов, и среди авторов есть также мужчины. Мы ужасно благодарны им за то, что они видят в нас какой-то потенциал для себя, но — нет.

И. Ю. — Мы не публикуем их не потому, что они мужчины, а потому что их тексты не вписываются в наш портфель по разным причинам. 

Поддержу Лайму. Помню момент, когда возникло ощущение, что запускается много площадок, и вот сейчас появится большой выбор для авторов. Но стало понятно, что места становится больше, а “наших” текстов больше не становится. Я, злая, писала у себя в телеграм-канале, что видимо, придётся открывать своё издательство, потому что уже нет сил, что везде одни и те же лица и тяжёлый барьер для тех, кого ещё никто не знает. Но неизвестные авторы — не писатели, не выпускники литинститута, не из тусовки, не из толстых журналов — тоже могут написать книгу, и она будет опубликована, будет хорошей и будет продаваться. Начало shell(f) пришлось как раз на этот порыв злости.

— После старта издательства вы слышали о нём какие-то нелестные мнения от коллег по индустрии из-за вашей позиции?

Л. А. — Ещё не слышали, но честно — не боимся. Это не вопрос нашего гендера, не вопрос того, кто мы в повседневной жизни. Мы профессионалки книжного дела, русскоязычного литературного процесса, мы годами этим занимаемся, долго работали в издательствах, и конечно же я этот опыт беру с собой. Тут сложно сделать какой-то выпад в нашу сторону, потому что все понимают наш профессионализм, все видят, что это не на коленке сделанный самиздат, несмотря на то что издательство пока маленькое. Любая критика, думаю, от нас отскочит. Скажете, мы плохо делаем книги? Нет, мы делаем их хорошо. Скажете, выбираем плохие тексты? Нет, это прекрасные тексты — Ира вам может их объяснить с теоретической стороны и разложить по полочкам. Высказывания вроде “фу, женщины опять что-то сделали”? Такое меня не ранит. Не знаю, к чему у нас можно придраться. Можно только завидовать, как классно мы всё придумали и как быстро это делаем.

И. Ю. — Критика автофикшна меня мало интересует и мало волнует. Её уже навалом в адрес современной русскоязычной литературы. Мне бы больше хотелось, чтобы это рождало содержательные дискуссии, касающиеся литературного процесса и того, почему в нём возникают определённые тексты, почему они становятся более востребованы, чем другие. Комьюнити не хватает именно разговора об этом, к разговору я готова всегда. А в том, чтобы отбиваться от кого-то, кто знает, как всё есть на самом деле, не вижу смысла.

— Как сейчас выживает такое маленькое нишевое издательство за границей? Где вы берёте деньги, чтобы печатать бумажные книги, и как зарабатывают ваши авторы, если вообще зарабатывают?

Л. А. — Хочется сразу сказать, что мы не выживаем, но это неправда — мы выживаем. Хотя инвестиций у нас нет, как и никакой грантовой поддержки, но это пока. Огромных сбережений для запуска у нас тоже не было. Для первых двух книг мы оплатили дизайн и вёрстку сбережениями Иры. Пока пытаемся выходить в ноль.

— Вы печатаете книги в России?

Л. А. — В России пока ничего не печатаем, но, когда будем, это будут так называемые “невинные” книги, которые не нарушают новые законы. Мы не будем заниматься сейчас каким-то партизанингом, потому что на фоне дела издателей, штрафов книжных магазинов и какого-то устрашения всех субъектов книжного бизнеса нас это не интересует. Мы хотим там печататься, потому что shell(f) — русскоязычное издательство, и нам важно, чтобы наши книги читали люди, говорящие по-русски, в том числе и живущие в России. Мы не ставили точку, поворачиваясь спиной и заявляя, что нам больше ничего не интересно в России. Нет, связь со всеми нашими читателями важна. И именно поэтому мы придумали электронный формат, который можно читать где угодно, его не нужно как-то специально добывать. Все расходы на производство мы покрываем с того, с чего обычно зарабатывают издательства — с предзаказов и продажи книг после публикации. Они позволяют оплачивать работу дизайнерок, корректорки, а также выплачивать небольшие роялти авторам по итогам продаж. Условия договоров мы обсуждаем на берегу и заранее показываем, что можем предложить. Наша задача состоит в том, чтобы максимально открыто рассказать будущим авторам, как этот процесс устроен. Если мы понимаем, что текст мог бы подойти ещё одной редакции, об этом тоже скажем, потому что другие издательства могут предложить гонорар на входе, то, что мы не можем пока себе позволить. Но авторы идут к нам, потому что у нас свой подход, они нам доверяют и знают наши принципы в работе, понимают, что текст в итоге останется действительно такой, каким задумывался. Мы очень плотно общаемся с нашими авторками: всё показываем, утверждаем, согласовываем, максимально стараемся быть в открытой и близкой коммуникации, потому что, когда у автора дебют, это непростое время. У каждого это по-своему проживается. В крупном издательстве такой плотный подход вряд ли возможно представить. Когда начнём расти, работы станет больше, и мы будем пересматривать процесс, но базовая открытость и бережная коммуникация точно останется.

— Знаете, я сейчас поняла, что здесь прощупывается ещё одно направление вашего издательства — площадка для дебютов. Есть ли у нас другая площадка, куда начинающий автор может прийти? Как правило, на тебя даже не смотрят и не слушают.

Л. А. — Мы не выбираем специально издавать дебюты, но мы выбираем слушать и смотреть на тех, кто к нам приходит, — и если текст подходит, всё остальное неважно. Сейчас в нашем портфеле появляются авторки, которые просто талантливые писательницы. Они не прошли пятьсот курсов, не заканчивали профильного университета, они не дружат со всеми современными писателями, у них ноль аудитории, ноль всего, можно сказать, но у них такие тексты, которым невозможно отказать, и мы готовы помогать с публикацией, с каким-то представлением в литературном мире. Мы действительно тратим время, чтобы всех прочитать, разглядеть. И если текст в нас что-то задевает, скорее всего, мы за него возьмёмся — и уже дальше нас не волнуют регалии автора.

И. Ю. — Нам неважно количество их подписчиков в социальных сетях, мы не делаем на это ставку, как на потенциальную площадку распространения. В некоторых издательствах это как раз помогает продвинуть книгу, особенно начинающего автора. Мы же идём от самого текста: если он нам кажется эстетически ценным, то нам этого достаточно. 

Л. А. — Я же говорила, что мы немного отбитые.

— А что значит “эстетически ценный”?  

Л. А. — Это тексты, которые сами по себе красивые. Мало того, что они важные и поднимают важные вопросы, их не нужно переделывать, перескладывать, перепридумывать, им не нужно надстраивать навязанный сюжет, чтобы они заиграли. Это просто какие-то завораживающие тексты. Часть текстов у нас так и появились — я дочитывала их со словами: “Вау! Это надо взять!” Тут больше про эмоциональное понимание, чем про рациональное объяснение.

И. Ю. — Разбирать, чем эти тексты ценные, — работа литературной критики. Нам это не нужно, чтобы разглядеть текст. Но в целом это связано с тем, что они имеют определённую художественную красоту. Текст может быть на социально значимую тему, или журналистским, или дневниковым, но при этом не иметь важной художественный ценности, вот этого языка, этих инструментов художественных, которые мы используем. 

Это как раз то, что позволяет спорить со всеми критиками автофикшна: у этих текстов [которые мы публикуем] есть художественная ценность и эти инструменты в них присутствуют.

— А что каждая из вас увидела в текстах, которые вы уже издали?

“Набережная реки Фонтанки, чётная сторона”, сборник автофикциональных рассказов и эссе Лаймы Андерсон

И. Ю. — Книгу Лаймы я видела ещё когда сама Лайма не знала, что получится книга, и безусловно, меня сразу зацепил язык. Текст стал мне очень близким, хотелось его перечитывать. Да, пожалуй, это больше читательская позиция, но издатели ведь тоже читают!

Л. А. — Я свой текст люблю за форму. Параллельно спорам про автофикшн есть ещё один устаревший, бесящий меня спор о том, зачем нужны сборники рассказов, ведь якобы нам нужны только большие романы. Мне хотелось показать, что сборник рассказов может прекрасно рассказывать историю! Тексту не нужно быть пятисотстраничным романом, чтобы что-то рассказать. Я показала, как можно экспериментировать с визуальным языком — последние два эссе собраны из разных кусочков, как конструкторы, — и как можно написать книгу, самой её издать и самой понять, что она ценная и нужная. Так тоже можно — не ждать одобрения, не стучаться в разные закрытые двери, если можно открыть свою.

— Прям отличная цитата: “Хочешь опубликовать свою книгу? Просто открой своё издательство!”

Л. А. — Ну, конечно, это будет непросто, но интересно и здорово. Пока ни о чём не жалеем!

И. Ю. — Каждый набор писательской мастерской или просто какой-то писательской встречи мы сталкиваемся с одной и той же цепочкой: текст считается хорошим, если он одобрен каким-то главным редактором. Очень сложно переломить это представление. Определённый человек, конечно, обладает вкусом и опытом, но он представитель институции, которая отстаивает свои интересы. И то, что текст не выбирают мейнстримные издательства, не значит, что он плохой. Иногда это просто решение, которое принял один из главных редакторов. Делать издательство — точно не для всех и точно не просто, но поверить в свой текст и в то, что он достоин быть опубликованным, — вот эту мысль хочется транслировать больше и больше. “Город, из которого я выросла”, сборник рассказов Анастасии Комаровой

Л. А. — Это тоже сборник рассказов, который собирается в прекрасный роман взросления. Я никогда не читала таких смешных текстов про несмешное — подростковые переживания, семейные неурядицы. Это тот уникальный момент, когда авторский голос очень созвучен с голосом реального человека: Настя и в жизни такая, и в письме.

И. Ю. — Юмор и самоирония — это ценные человеческие качества, идущие на пользу текстам. Во всём звучит ироничная позиция по отношению даже к болезненным вещам, но всё это складывается в какую-то жизнь. Это текст про сложные вещи, но он тебя в итоге не разрушает, благодаря языку.

“Одиночества нет, ждите”, роман Кати Крыловой

И. Ю. — Здесь мне понравилось, как переплетается исследовательская оптика с личным рассказом о себе. Это очень красиво в разных пластах.

Л. А. — Тут поддержу: Катю Крылову знают как исследовательницу, у которой как у доктора наук вышла нон-фикшн книга “Рынок удобных животных”, и мне было интересно посмотреть на Катю-писательницу и увидеть, как можно рассказывать свою историю через эту оптику. Можно сказать, что благодаря встрече с этим текстом, появилось издательство shell(f). Меня было уже точно не остановить после этой истории.

“Травмагочи”, роман Динары Расулевой

Л. А. — Мне нравится, как сочетаются сюжетная и сюрреалистичная линии главной героини с воспоминаниями о детстве и жизни в забытом месте. Динара переплетает их как косичку — бесшовная склейка двух абсолютно разных миров. Непонятно в начале, как их соединить, но в конце происходит невероятное читательское потрясение. А ещё всегда интересно работать и читать прозу поэто:к.

И. Ю. — Микс жанровой прозы и поэзии. Талантливая, филигранная работа с литературными инструментами, когда ты в разных форматах делаешь это так, что вместе оно тебя сначала ведёт непонятно куда, а потом ты просто в конце говоришь “вау”. Красивая и тонкая работа.

“Написано в Западном Берлине”, автофикшн Ларисы Муравьёвой

И. Ю. — Текст Ларисы я люблю за его ритм, который создаётся благодаря накладыванию привычки к академическому письму — Лариса исследовательница современной литературы. И мне импонирует авторская честность: это письмо о себе, письмо, которое не пытается ничего приукрасить, не пытается выставить себя в лучшем свете, а открывает перед читателем человека с его переживаниями и рефлексией в моменте.

Л. А. — Я бы назвала это безжалостностью к себе, в хорошем смысле. Так читатель способен увидеть максимально открытый и честный образ, без приукрашивания. Да, мы-писательницы своих автогероинь делаем какими-то намеренно, и в этом всегда есть наш просчёт, есть что-то, что мы хотим таким образом показать, но в случае героини Ларисы здесь действительно есть место безжалостности. Одна из основных идей книги — показать разлом идентичности, который многим, думаю, будет знаком.

— Я ещё не слышала, чтобы издатели настолько душевно отзывались о своих книгах. Когда вы рассказываете о них, даже мурашки бегут. А учитывая ваш подход и отсутствие дохода — по крайней мере, пока, — в этом как будто есть некая альтруистичность. И мне бы хотелось понять, что это для вас лично — иметь такое издательство? Потому что создалось ощущение, что это как будто бы совсем не про работу издателя, а про работу чуть более… возвышенную, что ли, если можно так пафосно выразиться.

Л. А. — Думаю, для меня это всё равно про работу издательницы. Эта роль мне очень нравится, мне в ней комфортно, несмотря на то что я пока ничего не зарабатываю.
Но эмоционального в этом для меня тоже много, это правда. В эмиграции, как и у героини Ларисы, у меня всё посыпалось. Потребовалось два с лишним года, чтобы собраться, и вот сейчас моё “собраться” — это “я — издательница”, у которой для жизни есть ещё подработки и куча других дел, без выходных и отпусков. И меня поддерживает эмоциональная отдача от издательства и понимание, что я действительно могу эти все тексты сделать. Это для меня сейчас важнее любых денег, несмотря на то что я в эмиграции и мне надо подумать в первую очередь о том, что я буду есть, чем буду платить аренду. В издательстве для меня много радости и счастья.

И. Ю. — Это ещё и про сохранение своей профессиональной идентичности в кризисе эмиграции. У нас с Лаймой достаточно опыта в текстах, чтобы заниматься этим самостоятельно, и, возможно, даже чересчур [много], чтобы делать это для кого-то другого. С этой точки зрения есть логика в том, чтобы сохраняться в профессии и идти туда, куда уже можно и хотелось бы. Деньги можно зарабатывать по-разному, но книгоиздание для нас и есть самоценность.

Плюс у нас есть своя позиция и желание сделать тексты видимыми. Несмотря на то, что пока я, как и Лайма, рассчитываю, что мы будем расти и развиваться, сейчас издательство может обеспечить какую-то экзистенциальную компоненту нашей непростой жизни. Это тоже дорогого стоит.

— Ты сказала про позицию. Ты имеешь в виду, что есть какая-то глобальная тенденция и вы со своей позицией в неё вписываетесь?

И. Ю. — Мы смотрим на тексты определённым образом. Есть другие издательства с другими портфелями, иной издательской политикой, а у нас она своя, и она сформировалась и уже была готова — пришлось открыть издательство под неё. 

Л. А. — Мы теперь действительно участницы глобального литературного процесса. Мы многое сейчас делаем для русскоязычной литературы, но надеюсь, в какой-то момент, если говорить о каких-то мечтах и ближайших планах, мне очень хочется, чтобы права наших книг покупали, чтобы были переводы на другие языки.

—То есть вы уже ведёте переговоры о переводах или пока только планируете?

Л. А. — Пока готовимся, осень — сезон для переговоров. Пока надо собрать книги в каталог, перевести его на английский, сделать рассылку, а на эти нехитрые действия нужно найти время. Наши тексты важны не только для русскоязычных читателей. Мы бы хотели встроиться в мировой автофикшн. Наши тексты этого достойны!

Хотим также заниматься переводом иностранных книг на русский язык, но это уже гораздо больший масштаб, который требует намного больше денег. У нас есть роскошные компаньонки в этом вопросе и несколько книг, которыми мы хотим заняться в первую очередь. Мы уже начали переговоры.

— Вы продолжите фокусироваться на женских текстах?

Л. А. — Как бы тут не войти в зону цензуры в РФ? Ну, да, наверное, в первую очередь, это женские тексты и квир-тексты. Но мы всегда фокусируемся на том, чего не хватает, и пока не хватает женских текстов и других запрещённых текстов, мы будем фокусироваться на них — не потому, что они запрещены, а потому что, во-первых, они нам интересны, а во-вторых, здорово восполнить эту нехватку.

И. Ю. — Хочется попробовать избежать выпадения русскоязычного литературного процесса из поля актуальных тенденций европейской (и не только) литературы. Хочется выстраивать диалог, не замыкаться исключительно на себе и на своём сообществе, хочется его расширять, чтобы это был двусторонний процесс, чтобы мы могли предоставить тексты для перевода и самим переводить — и таким образом обогащать и обогащаться самим.

Л. А. — И потом, это про действительность, в которой мы живём. Мы теперь читаем разные тексты, я читаю на английском, но через текст мы все ещё можем налаживать связи, которые развалились в последние годы. 

Чтение — это один из инструментов, и классно участвовать в этом процессе объединения всех со всеми, возвращения связей. Через книги мы понимаем других. Здорово для этого переводить наши тексты, переводить иностранные тексты на русский язык. 

— Вместе с этими планами будет расширяться и команда?

Л. А. — Команда будет расширяться только когда мы начнём зарабатывать деньги, не хотим брать волонтёров на все позиции. У нас сейчас есть некоторые помощники, которых мы, к сожалению, пока не можем отблагодарить финансово. Руки нам бы сейчас пригодились, но младшего редактора или выпускающего редактора мы возьмём, когда сможем платить ему зарплату.  

— Вы говорили, что нет никакой грантовой поддержки, никаких финансов со стороны. Вы уже пробовали на что-то подаваться?

И. Ю. — Нам пока всего полгода, и мы сейчас основные силы бросили на то, чтобы собрать портфель, чтобы было, с чем идти. Нельзя на словах сказать: “Мы издательство, поверьте нам и дайте денег”. Нужны книги, которые мы сможем показать. Будем изучать этот вопрос, не всё сразу.

Л. А. — Внутри индустрии гранты легче получить для перевода, для покупки прав. Вряд ли кто-то даст грант на то, что мы нашли очень классный, очень красивый, очень важный текст на русском языке неизвестной авторки. Мы уже заполнили заявки, выбрали кое-какие варианты, мы не только сидим и фантазируем, мы работаем над этим каждый день. Но нужно время. 

Для меня, как не для издательницы, а человека, shell(f) ещё дает дополнительный смысл: впервые за эти три года у меня появилась настолько действительно далёкое планирование, ведь чтобы осуществить всё задуманное, нужен даже не один год. И я знаю, зачем мне теперь вставать с кровати, жить и радоваться. Пока есть время, нужно его использовать.

И. Ю. —  
Чем больше мы делаем, тем реальнее кажется дальнейшее развитие. Это создаёт перспективу, мотивирует и даёт сил на остальные дела.