Обещание памятника

1

Прежде, чем перейти к рецензии, я оговорюсь, что мой взгляд на книгу будет носить немного субъективный характер, поскольку, во-первых, я знаком с автором несколько лет и слежу за его исследовательскими проектами и, во-вторых, с декабря 2017 года я участвовал в некоторых историко-просветительских проектах “Мемориала”. Так что о выходе этой книги — “Потерянные в памяти: общество ‘Мемориал’ и борьба за прошлое в России” — я узнал еще до официального релиза, с нетерпением ждал ее и, получив долгожданную пдфку, на одном дыхании прочитал.

Историк и журналист Сергей Бондаренко работает в “Мемориале” с 2009 года, и в основу его книги легли интервью, взятые им у старожилов “Мемориала”, и его собственный опыт работы. Автор ставит перед собой цель отрефлексировать историю “Мемориала” в последние 30 лет, но — и это очень важно — не в академическом ключе, а в рамках тенденций современной нон-фикшн литературы, заостряющей читательское внимание на актуальных вопросах.

Для этого автор вводит в повествование двух главных героев. Первый — это “Мемориал”, а второй — он сам, то есть рассказчик. Первый герой возникает в конце 1980-х и работает на территории России до зимы 2021–2022 годов. Второй герой возникает в 2009-м, чуть ли не случайно придя работать в “Мемориал”. На страницах этой книги он реконструирует сложную логику решений героя №1, которая из сегодняшнего дня нередко кажется ему парадоксальной. Иногда у рассказчика это получается, иногда нет, но он продолжает пересказ истории “Мемориала” (а точнее, истории самых разных людей, в нем работающих) вплоть до наших дней и старается найти место как для конструктивной критики, так и для признания их заслуг.

По сути, рассказчик как бы находится в роли “включенного наблюдателя”, работающего в поле, только это поле — его собственное место работы. К слову, это и есть упомянутая черта современной нон-фикшн литературы, когда большая тема осмысляется через призму личного опыта, а затем наоборот — понимание собственного “я” проступает через изучение внешнего предмета, в данном случае истории общества “Мемориал”.
 

2

Тридцатилетняя история “Мемориала”, которую рассказчик мастерски реконструирует, — это сюжет увлекательного драматического сериала, который в России никогда не будет снят.

“Мемориал” зародился в конце 1980-х благодаря группе активистов, которые намеревались сохранить свидетельства о жертвах государственного террора в СССР, в первую очередь в виде памятника этим жертвам. Но к концу перестройки эти активисты уступили власть в собственном сообществе другой группе — участникам диссидентского движения (Арсений Рогинский, Александр Даниэль, Сергей Ковалев и др.). Под их руководством “Мемориал” был официально учрежден в 1989 году и обрел, как указывает автор, свою субкультурную иерархию.

Тем не менее “Мемориал” полностью дистанцировался от активной политики в перестройку и даже в 1990-е. Чего уж там, “Мемориал” не поддержал идею люстрации: ни в конце 1980‑х, когда КГБ шел на уступки и признавал часть преступлений прошлого, ни после 1991 года. Почему? Потому что сама идея люстрации в России считалась маргинальной (в отличие от многих других постсоциалистических стран Европы). Вместо этого “Мемориал” сосредоточился на истории и на правозащите. Его академическая группа исследовала архивы КГБ, собирала свидетельства репрессий и искала места захоронений жертв советского террора, а правозащитники работали в зонах текущих военных конфликтов на территориях бывших советских республик. Примечательно, что каждая антидемократическая инициатива российского правительства в ту эпоху — разгон депутатов в 1993-м, Первая чеченская война, избирательная кампания 1996 года — порождала конфликты внутри “Мемориала”, порой доходившие до того, что многолетние участники покидали его. Но стратегия общества — невмешательство в активную политику — оставалась неизменной.

В конце 1990-х организация пережила кризис идентичности. По воспоминаниям историка Никиты Охотина, им “стало окончательно ясно, что с ‘историей’ надо, в общем, завязывать, потому что вместо истории пошла память”. Это очень важное замечание, которое свидетельствует о новой стратегии “Мемориала” на рубеже веков, позволившей ему просуществовать еще как минимум 20 лет. В 2000-е он адаптировался к новой реальности, сосредоточив свои усилия на просвещении — в первую очередь на сохранении памяти о государственном терроре в СССР. Из примеров — школьный конкурс “Человек в истории” или акция “Возвращение имен” у Соловецкого камня в Москве. “Мемориал” необратимо изменился: из организации, которая принимала полноправное участие в одной из главных дискуссий перестройки и выражала в этой дискуссии точку зрения большинства, она превратилась, констатирует автор, “в чрезвычайно уважаемую (особенно вне России), но потерявшую былое влияние организацию, созданной героями прошлого”.

В 2000-е эта организация управлялась единомышленниками из строго очерченного и неизменного субкультурного круга (то есть околодиссидентского и правозащитного сообщества). Филолог-антиковед Нина Брагинская, активно участвовавшая в работе “Мемориала” в годы его зарождения, признается в интервью автору: “Люди с диссидентским опытом не имели пристрастия к демократической процедуре”. Парадоксально, что “Мемориал”, несмотря на демократическую горизонтальную структуру, возглавлялся одними и теми же людьми на протяжении десятилетий, как и государство, в котором эта организация работала.

Последний акт драмы — 2010-е. “Мемориал”, несмотря на усиливающееся политическое давление, по-прежнему занимал пассивную политическую позицию (именно как организация; отдельных лиц это не касается), защищал, пока хватало сил, собственные инициативы вроде “Школьного конкурса” и запускал новые успешные цифровые проекты (например, “Это прямо здесь” — виртуальную карту топографии советского террора в Москве). Но после получения статуса “иностранного агента” разными структурами организации “Мемориал” постепенно перешел в статус жертвы государственного террора — предмета своего исследования.

На этом фоне происходит сакрализация “Мемориала” в узком круге единомышленников и друзей общества. Автор цитирует очень показательную дневниковую запись одного из посетителей московского офиса организации в предвоенные годы: “‘Мемориал’ превратился во что-то вроде исторического морального императива, скучного, но неизбежного долга перед совестью”. Увы, за пределами упомянутого узкого круга никто не вышел на защиту организации зимой 2021–2022 годов, когда ее официально ликвидировали на территории России. Хотя всего 30 лет назад это движение поддерживалось миллионами.

Что-то еще происходило после ликвидации — антивоенный фестиваль в конце февраля 2022 года, нобелевская премия, преследования и судебные процессы над сотрудниками общества, работа европейских “Мемориалов”, — но на длинной исторической дистанции иметь значение будет не это. Кажется, самое важное, что в будущем можно будет написать о новой главе в истории “Мемориала” (хотя бы прочитав эту книгу, фиксирующую положение общества в уходящем 2024 году, или обратив внимание на мемуары библиотекаря общества Бориса Беленкина, опубликованные в этом году в издательстве Vidim Books, на гастролирующие выставки европейских структур “Мемориала”, посвященные тридцатилетней истории общества, и другие зарождающиеся проекты), — это то, что организация, боясь своего полного забвения в публичном поле, здесь и сейчас предпринимает попытку сохранить память о собственной памяти.

Да, “Мемориал” был той организацией, которая скрупулезно исследовала историю государственного террора в СССР и во многом сформировала нашу память об этом терроре. Но теперь “Мемориал” старается не проиграть хотя бы последнюю борьбу, борьбу за собственное наследие — память о том, что он существовал 30 лет, что он опубликовал подробные справочники о терроре или книги памяти, что он устраивал просветительские конкурсы и уличные акции, что он работал в зонах военных конфликтов и фиксировал свидетельства о нарушениях прав человека, что он собрал уникальный архив о жертвах советского террора и установил Соловецкий камень, который по сей день является главным памятником государственных преступлений в СССР.

3

Такова история “Мемориала” (героя №1), которую предлагает читателю рассказчик (герой №2). А что касается его самого, то он еще во введении отмечает, что эта книга “ни в какой степени не ультимативная, академическая история общества ‘Мемориал’”. Что же она тогда такое?

Как мне кажется, ответ можно найти во введении, где рассказчик делится личной семейной историей, связанной с государственным террором в 1938 году. Символическую роль в ней играет закрытая дверь в комнату репрессированного прадедушки автора, которая оставалась опечатанной после ареста на протяжении многих лет. Не открыв эту дверь, никогда не узнаешь полной картины произошедшего. Эта книга — своего рода попытка рассказчика (или героя №2) наконец войти в опечатанную комнату, но не в семейную, а в другую, в невидимую комнату еще одной жертвы государственного террора — общества “Мемориал”, которому он отдал почти 15 лет. Говоря иначе, “Потерянные в памяти” — это смелая попытка рассказчика начать открытый и честный разговор об истории “Мемориала”, который неизбежно перетекает в разговор об истории современной России.

Кроме того, мне кажется важным отметить, что автор наделен качеством, которое делает его документальную книгу еще и глубоко личной, — эмпатия. Он, повторюсь, не только распутывает исторические перипетии “мемориальцев” или фиксирует жесткую субкультурную иерархию, сохранявшуюся в организации почти все годы ее существования (в которую, скорее всего, был включен и он сам), — но и старается понять участников “Мемориала”, посочувствовать им, найти разумные объяснения общим неудачам или заблуждениям (об этом говорит название: потерянные в памяти).

Вероятно, именно неотделимость критики от эмпатии делает эту книгу не ультимативным исследованием истории “Мемориала“, а приглашением к конструктивному разговору об истории того, как в России шла (и продолжается по сей день) борьба за память о ее прошлом.