Первый послевоенный опыт

Когда осенью 1918 года все рухнуло — командование решило сложить оружие, а мятежи в Киле послужили началом Ноябрьской революции, — собравшиеся в рядах Отечественной партии элементы характерным образом преобразились. Здесь не хотели признавать, что захватнические иллюзии и отказ от внутриполитических реформ вели по ложному пути и не только не предотвратили революции, но, напротив, привели к ней. Вместо этого в вопросе о связи между военным поражением и революцией поменяли местами причину и следствие. Героически сражавшаяся армия, продолжая все более безнадежную борьбу, была вынуждена в конце концов склониться перед неумолимым и постоянно растущим превосходством противника. Таковы были факты. Однако в лагере правых — как известно, даже еще до Ноябрьской революции — возникла легенда об ударе кинжалом в спину. Впоследствии стала одной из излюбленных тем нацистской пропаганды, согласно которой победа была у нас украдена из-за революционного разложения
тыла, под давлением которого командование было вынуждено сложить оружие. Действительно, первые признаки такого разложения присутствовали еще до августа 1918 года; однако революционного уровня оно достигло лишь в тот момент, когда ситуация на фронте стала безнадежной. Сторонники "легенды об ударе кинжалом" не в меньшей степени обвиняли так называемых "пораженцев" — то есть членов "Народного союза" — в том, что они ослабили волю народа к борьбе своими проповедями умеренности военных целей и гуманистической позицией.

Отечественная партия и легенда об ударе кинжалом вместе взятые представляют собой фатальный рубеж в развитии немецкой буржуазии. Решающее значение имело то, что большая и важная часть этой буржуазии в дальнейшем еще сильнее отгородилась от демократический идей, от любых планов ликвидировать раскол между буржуазией и рабочими, между национальным и демократическим движением за счет их равноправия, за счет создания народного правительства, опирающегося на волю большинства. Той части буржуазии, которая поддерживала Отечественную партию, созданные Веймарской конституцией 1919 года демократические формы казались в свете легенды об ударе кинжалом плодом национальной измены и отказа от героизма, плодом массовых страстей, использующих вызванное предательством поражение. С этого момента началась открытая и тайная борьба элементов, собравшихся в 1917–1918 годах в рядах Отечественной партии, против Веймарской конституции. "Веймарская конституция разбилась об элиты", — сказал мне однажды умный и наблюдательный Зигфрид фон Кардорф. Учителя и судьи высокомерно отвергали и презирали ее, рассуждая в духе легенды об ударе кинжалом. Эта капля сильного яда проникла после войны в жизнь общества, отравив попытку поставить страдающую Германию на ноги не силой и диктатурой, а мирными и справедливыми социальными компромиссами.

Однако даже с точки зрения здоровой демократической идеи Веймарская конституция страдала от серьезных недостатков. Для формирования правительства не было прочной и устойчивой основы, слишком велики оказались колебания и зависимость от меняющихся партийных течений. Внутри партий Веймарской коалиции также наблюдались безрадостные явления: близорукая жажда власти, во многом вызванная тем, что входившие в коалицию слои слишком долго не допускались к правительственному столу и теперь внезапно оказались на вершине. Среди тех, кто слишком быстро и жадно пил из оказавшегося в их руках кубка власти, оказалось немало евреев. В глазах всех антисемитов они предстали извлекающими выгоду из немецкого поражения и революции. Все остальное в Германии казалось безнадежно обреченным на увядание.

В начале двадцатых годов длань победителей еще очень тяжело давила на нас. Достаточно произнести слова "Версальский мир" и вспомнить о его духовных и материальных последствиях. Частная жизнь каждого оказалась разрушена инфляцией, уничтожавшей любой доход и сбережения. В недоброй памяти 1923 году, когда французы вторглись в Рурскую область, инфляция стала безудержной. На этом фоне многократно усиливалось психологическое воздействие легенды об ударе кинжалом. Немцы молчаливо спрашивали себя: разве не были мы настоящими победителями в мировой войне, лишившимися этой победы в результате предательства в наших рядах? Тысячи вышедших в отставку офицеров из рядов гигантской армии военного времени оказались выброшены на улицу, они сравнивали прежнюю достойную жизнь с нынешней борьбой за кусок хлеба и ощущали себя униженными героями. Из добровольческих корпусов, сыгравших после войны решающую роль в подавлении коммунистических волнений, вышла масса тайных соединений, которые мечтали о скором восстании. Капповский путч весной 1920 года был первой попыткой такого рода, однако быстро провалившейся. Но когда осенью 1922 года произошла националистическая революция Муссолини в Италии и его фашистское ополчение двинулось на Рим, не встречая сопротивления регулярных войск Виктора Эммануила, немецкие правые вновь почувствовали желание предпринять подобную попытку — причем с помощью маленького рейхсвера, который был оставлен нам Версальским миром. "Рейхсвер опутан черными отрядами", сказал мне тогда один сведущий человек. Командующий рейхсвером генерал фон Сект вел себя вполне корректно, как подобает дисциплинированному органу демократического правительства. Но старый прусско-немецкий милитаризм — как с его блестящими качествами, так и с узостью мышления и жизненных ценностей — продолжал существовать в рядах той отборной элиты, которая составила офицерский корпус рейхсвера. Мы еще будем говорить о ней подробнее.

Такие составные элементы, события и впечатления образовали первую штормовую волну, на гребне которой Адольф Гитлер предпринял свою первую попытку. 9 ноября 1923 года он рискнул поднять путч в Мюнхене и провалился. Однако несмотря на временный экономический подъем следующих лет, социальная ситуация в Германии бурлила и кипела, и Гитлеру не было нужды отказываться от надежды прийти к власти в Германии иным путем. Здесь нас будут интересовать не фактические стадии его пути; мы рассмотрим более глубокий вопрос об изменениях в немецком народе, сделавших возможной победу Гитлера. Мы уже видели, в каком состоянии этот народ находился, и теперь посмотрим, как с помощью особой методики он все более осознанно и успешно вырождался в новогерманского "гитлеровского человека".