Отношения между Кузминым и Князевым развивались очень неровно, то прерываясь, то возобновляясь. Всеволод регулярно приезжал в Петербург — сначала из кавалерийского училища, расположенного в Твери, затем из расквартированного в Риге гусарского полка, и вновь уезжал. Кроме того, летом Князев отдыхал на Балтийском море — в городе Аренсбург на острове Эзель (ныне Ку́рессааре, столица острова Са́аремаа, Эстония), популярном аристократическом грязевом курорте. Указание на это есть как в стихах Кузмина, посвященных Всеволоду (“В краю Эстляндии пустынной, не позабудьте обо мне...”), так и в подписях под несколькими его собственными стихотворениями. В общем, Князев постоянно выпадал из столичного литературного круга, и это сильно мешало молодому человеку в нем прочно укорениться. Во время его отсутствия жизнь в городе продолжалась, как и личная и общественная жизнь Кузмина, ну а переписка (увы, не сохранившаяся) не могла восполнить возникавшие пробелы в общении.

Приведем несколько характерных цитат из дневника Кузмина, относящихся к лету 1910 года:

“Письмо от милого Всеволода. Брал его на счастье с собою в контору” (16 июня. С. 218).

“Получил письмо от Всеволода, приедет 9‐го августа. Пишет, что огорчен ревностью за его улыбки; о, как я знаю эти рассуждения!” (12 июля. С. 224).

“Это свинство, что я не посылаю Князеву “Нов<ый> ж<урнал> для всех”, хотя он стоит гроши” (29 июля. С. 228).

Последняя запись, между прочим, опровергает бытующее мнение, что при жизни Князева не было опубликовано ни одно из его произведений. Небольшое стихотворение “Мне мнится...” все‐таки увидело свет в 1910 году в июльском номере “Нового журнала для всех” (No21), наряду с текстами других, теперь уже никому не известных поэтов. Публикация эта состоялась благодаря не столько таланту начинающего автора, сколько авторитету Михаила Кузмина.

Тем же летом заканчиваются почти полугодовые нервные и выматывающие отношения между Князевым и Палладой. Молодой человек, устав терпеть козни и интриги профессиональной искусительницы, становится инициатором их разрыва. Об этом Богданова-Бельская упоминает в письме к Кузмину: “Я рада, что ты меня не забыл... прости — но я думала, что ты — уже... думала, что узнав о моей “ссоре” с Всев<олодом>, ты уйдешь от Паллады”.

Девятого августа Князев приезжает в Петербург из училища, но его отношения с Кузминым опять не успевают полноценно развернутся, так как уже через неделю сам Кузмин уезжает на венчание племянника, литератора и театрального критика Сергея Ауслендера и Надежды Зборовской в родовое гнездо Ауслендеров Окуловку. В следующий раз пара встречается только в конце сентября, и все выглядит так, будто градус их отношений существенно снизился.

Вновь дадим слово Кузмину: “Дома узнал, что был Князев и что приехал он на месяц. Что это означает, не знаю. Я был более удивлен, нежели обрадован. Он будет брать массу времени” (27 сентября. С. 242).

Вряд ли помогла, а скорее, даже усугубила охлаждение болезнь юноши, упомянутая там же: “Явился Всеволод блистательный, написал теперь уже прямо мне стихи прелестные. Болен он еще с весны, схвативши у Паллады триппер. Сконфужен и мил” (29 сентября. С. 242).

Стихи, на которые указывает Кузмин, сегодня являются, пожалуй, самым известным текстом молодого поэта. Они отлично передают его тогдашнее отношение к ­старшему товарищу:

М. А. К<УЗМИ>НУ

Я приеду... войду с синим лацканом
В его комнату, полную книг...
Сяду в кресло — быть может, обласканным,
А быть может, и нет... В один миг
Все мне скажут глаза, осененные
Кружевами прошедших минут...
Разлюбившие или влюбленные —
Они мне никогда не солгут....
Не солгут... и покорны и вверены
Обаянью ожившего сна,
Можем снова найти рай потерянный,
Рай при смутном мерцаньи окна...

Чем же отвечает Кузмин? Весьма показательна запись, сделанная им в реестре его произведений, составленном уже в 1920‐е годы. В разделе “Стихи” за 1910 год стоит лаконичная фраза: “Стихи Князеву”, т.е. для Кузмина весь этот год ассоциируется больше всего с молодым другом и поэтом.

Для примера приведем небольшой фрагмент из лирического цикла Кузмина “Осенний май”, в черновом автографе которого имеется знаменательная пометка: “Стихи Всеволоду Князеву посвящаются, как и все, что я имею написать”[1].

Зачем мечтаю я: “Не Вы ли?”,
Случайно слыша шум шагов?
Зачем от зависти немею,
Когда с другими вижу Вас,
Но вот одни – взглянуть не смею,
В молчании протекает час.

[1] См.: Кузмин М.А. Стихотворения / Вступит. ст., подгот. текста и примеч. Н.А. Богомолова. СПб.: Академический проект, 1996. С. 708. Здесь и далее стихи М.А. Кузмина цитируются по этому изданию.